больной эстет//акирашок!
— La Pologne? La Pologne? — там страшно холодно, правда? —
спросила меня, с облегченьем вздохнув. Ведь столько стран
развелось на свете, что надежнейшая тема беседы — климат.
— О пани! — хотела я ей ответить. — В нашей стране поэты
пишут в рукавицах. Не скажу, что их вообще не снимают.
Можно и снять, если луна пригреет. В строфах, полных
гиканий и свистов, ибо так лишь слышно сквозь вой
метели, воспеваем мы пастухов тюленей. Классики роют сосулькой
сугробы и разводят топленым снегом чернила. Остальные —
декаденты — плачут над судьбой, роняя из глаз ледяные слезы.
Кто захочет топиться, ищет топор, чтоб вырубить прорубь.
— О пани, милая пани! — так хотела бы я ей ответить.
Но забыла, как будет тюлень по-французски. Не ручаюсь за
сосульку и прорубь.
— La Pologne? La Pologne? — там страшно холодно, правда?
— Pas du tout! — отвечаю ей прохладно.
©Вислава Шимборска

спросила меня, с облегченьем вздохнув. Ведь столько стран
развелось на свете, что надежнейшая тема беседы — климат.
— О пани! — хотела я ей ответить. — В нашей стране поэты
пишут в рукавицах. Не скажу, что их вообще не снимают.
Можно и снять, если луна пригреет. В строфах, полных
гиканий и свистов, ибо так лишь слышно сквозь вой
метели, воспеваем мы пастухов тюленей. Классики роют сосулькой
сугробы и разводят топленым снегом чернила. Остальные —
декаденты — плачут над судьбой, роняя из глаз ледяные слезы.
Кто захочет топиться, ищет топор, чтоб вырубить прорубь.
— О пани, милая пани! — так хотела бы я ей ответить.
Но забыла, как будет тюлень по-французски. Не ручаюсь за
сосульку и прорубь.
— La Pologne? La Pologne? — там страшно холодно, правда?
— Pas du tout! — отвечаю ей прохладно.
©Вислава Шимборска
